Назад

 

        

           

                   ***

Бамбук дождя, проросший ночью

достиг полуденных высот.

Я доверяю многоточью

его незыблемых красот.

Все тайны дня и муки мрака,

блеск луж – полуночи царей,

(когда от рокового страха

круглы затылки фонарей),

вода объемлет. Глубже, горше.

И я стучусь в любую дверь,

шумят дождя косые рощи,

скрывая пустоши потерь.

И вдаль плывут домов отроги,

Круги руин. Дождя круги.

Кто обивает все пороги

тот не износит сапоги.

 

 

 

       ОДИССЕЙ -1

 

Было и больше боли.

Стыло и больше снега.

Дольше не видел брега.

Боже, скажи доколе?

Вечность внутри, снаружи

кажется, дни уснули.

Здесь корабли тонули.

не обнаружив суши.

Мне ничего не надо.

Парус на мачте никнет.

Сколь глубока прохлада

скоро душа постигнет.

Взгляду не птиц, не знака.

Ходит волна по краю.

И без неё я знаю

как далека Итака.

Небо одето пышно

в облачную одежду.

Сердце, таишь надежду?

Что-то тебя не слышно.

В бездну смотреться долго

очи не в состоянье.

Там аметистов много,

пенисто их сиянье.

Мне конопатить щели

волчьей своей судьбою,

будто всегда с кормою

скорби одни имели.

Вечно латать обшивку

твёрдой и горькой речью.

Жизнь пронести человечью –

солнечную ошибку.  

 

 

            МЕТЕЛЬ

 

Метель, люблю её пастель.

Зловещий как наркокартель

штрих жёсткий и предельно-вязкий.

Смотри - опять белеют маски

на тёмной череде недель.

На карнавале - в спину нож.

На маскараде - яд в бокале…

Деревья всё уже отдали,

лишь снежная на ветвях дрожь.

И нежная как колыбель,

безбрежная её отрава.

Единственная переправа-

меж фонарей глухой туннель.

Где глубина теперь, где мель?

Протянуты слепые нити.

Они светлы, быстры - берите,

хоть тёмен замысел потерь.

Мне по душе метели хмель,-

как будто кто-то чертит мелом.

Наносит текст движеньем смелым

на чёрную Вселенной дверь.

 

 

 

                ***

 

Наверное, бывают зимы,

которые берут за горло.

И режут ледяные рифмы

неодолимо и упорно.

О. как знакома их повадка,-

непредсказуемо из ночи

шагнуть навстречу…

окрик, схватка…

И миг становится короче,

грубее, сокрушая мысли.

А в рёбрах ритм

убойной дрожи.

Над домом звёздочки повисли.

Снега дороже и дороже.

Но темень очи обжигает,

и город длится тенью Лота.

Душа немеет и сгорает…

Как будто Бог за поворотом.

 

 

 

               ***

 

Ночь поедает бабочек,

прячет анфасы и профили.

Любит враньё лампочек

и чтобы кого-то угробили.

 

Ей по вкусу бессонница.

И по нраву - забвение.

Снова чёрная конница

мчит во всех направлениях.

 

Поздно и нету смысла

сдерживать обещанья.

Ракурсы темень сгрызла,

недолгая сцена прощанья.

 

Сыгран спектакль: «Браво!» -

прошелестят тени.

Все потеряли право -

стёрты без сожалений.

 

Бредят явью виденья.

Луна участвует в краже.

Только молят деревья:

«Скоро ль рассвет, когда же?»

 

 

 

               «Прощай и помни обо мне»

                                 Шекспир «Гамлет»

 

Я помню этот свет с утра,

когда глаза слепит стекло.

Он пробирает до нутра

предупреждает - истекло.

Ночное, гулкое: «Прощай!»

Спит в ножнах меч, немеет лук.

Холодным стенам возвращай

луною обожжённых рук

огонь. Я помню этот свет.

В сумятице полутонов

(он входит в сердце, как стилет),

перерезая жилы снов.

О, ясность милая сестра,

мелькни сквозь мертвенную муть

волжанским боком осетра,

по хлябям, управляя путь.

Всё теже бездны без утех.

Напишет сталь концовку лет.

На сердце скорбь, на людях - смех.

«Прощай!» Я помню этот свет.

 

 

 

                ***

 

Расстояний люблю приют.

Пью простора прозрачный яд.

На четыре ноты поют.

И в четыре свечи горят

света стороны. Странный дом,

где восторги - восток в крови.

Наши руки всегда вдвоём.

В золотой оживём дали.

Именуя множество мест.

Не блуждая в сырых ночах,

только небо - наш синий Крест,

унесём в потаённых очах.

Не горюя о прошлых снах,

мы уйдём, так уйдёт вода.

Не оглядываясь впотьмах

на горящие города.

 

 

 

   СЕВЕРНЫЙ ПЕЙЗАЖ

 

Царил вдоль тлеющих дорог

берёзовый уклад.

Лес простирался на восток

и праздновал закат.

Клубились кроны тополей

от ярости земли.

Но сердцу не было больней,

лишь сумерки цвели.

Над тьмою деревенских крыш,

над ветошью времён,

терзал безудержную тишь

неистовый огонь.

 

 

 

 

   ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДЕРЕВНЮ

 

Всех боле жалко рыжего кота.

Его, наверное, загрызли лисы.

А он по снегу бегать не мастак -

в холодном январе сошлись кулисы.

Что люди - мысли, кулаки…

У них на всё слова, купюры, пули.

А рыжему уж не видать реки,

в которой дни осенние тонули.

Хоть кто-то здесь был искренне мне рад.

Идут над лесом облаков этапы…

и чудится, что снова меньший брат

урчит у ног, вылизывая лапы.

Я чувствую его упругий бок…

Гляжу на дом, который так старался.

Дырявит крышу, сиротит порог

лишь ветер, он один остался.

Среди зверей непросто выживать,-

считать снега, обманывая тленье.

И прятать в белобрысую тетрадь

лесов и лет зелёное забвенье.

 

 

 

                    ПОЭЗИЯ

 

Впотьмах живя поодиночке,

мы научились ждать гостей.

И ставить огненные точки

в конце недолгих повестей.

  

Когда зима белей бумаги,

бессильна времени молва.

Сливаются в архипелаги

листвы весенней острова.

  

Пусть плещут травы молодые

в стальных безжизненных снегах,

и месяцы, как запятые,

горят в полуночных стихах.

  

К утру, бессонница забыта.

На кружево поющих дней

ложится тяжесть алфавита –

слова и тени всё ясней.

 

 

 

                                                                                                      Назад